В финале экспозиции зритель попадает в зал «История», где исторический жанр, популярный в XIX веке, усиливает восприятие и продолжает отдельные мысли, заложенные в предыдущих тематических разделах.
Если руины Древнего Рима, Греции и Египта служили источником вдохновения для художников с XVII по XIX век, то современные авторы идут еще дальше.
Они обращаются не только к останкам прошлого, но и к самому процессу распада, исследуя материальность, временность и хрупкость культурного наследия в контексте новых технологий и изменяющихся социальных ландшафтов. Понятия «разложение», «выцветание», «фрагментация», ранее относящиеся только к лексикону археологов и палеонтологов, сегодня заново переосмысливаются художниками на более высоком концептуальном уровне.
ВАСИЛИЙ ПОЛЕНОВ
Колоссы Мемнона (статуя Аменхотепа III), XIX в.
Бумага, акварель
Государственный музей изобразительных искусств Республики Татарстан
АНАСТАСИЯ ПИНАЕВА
CYCLE, 2023
Флис, шелк, переплетный картон
Куратор: Дмитрий Цветков Образовательный профиль: Анимация. Анимация и Иллюстрация
«Cycle» — артефакт бесконечного цикла разложения. Его ценность заключается не столько в существовании конечной формы, сколько в зафиксированном процессе его исчезновения. Деконструируя на части, обнажается финал объекта, неизбежно выцветающего в процессе фрагментации.
АЙГУЛЬ АКТАЕВА
Ваза, XXI век н. э., 2025
Каменная масса, ангоб, глазурь, полиэтилен, купершлак
Инсталляция «Ваза XXI в. н. э.» исследует пересечение времен и культур, предлагая размышления о том, как будущее воспримет наследие нашей эпохи. В центре — керамическая ваза в античном стиле, на поверхности которой элементы современных технологий: микросхемы и платы в окружении слоя песка и пластика. Эти материалы, утратившие свое первоначальное предназначение, становятся частью нового «слоя земли», который археологи будущего, возможно, обнаружат, исследуя нашу эпоху. Наше время — это эпоха быстрого технологического прогресса, это не только материальные объекты и технологии, но и новые формы взаимодействия человека с миром.
Во второй половине XIX века большое количество произведений вызывали чувства, которые побуждали к созданию идеи нации.
ВАСИЛИЙ ВЕРЕЩАГИН
Татарин из Оренбургской тюрьмы. Этюд из первого путешествия в Туркестан, 1867 — 1868
Холст, масло
Государственный музей изобразительных искусств Республики Татарстан
В XX веке исторический жанр превратился в идеологический инструмент советской власти.
В дополнение к работам теоретиков и вдохновителей революции (Карл Маркс, Михаил Бакунин) мы могли бы добавить один из многочисленных портретов Ленина. Вместо этого мы выбрали картину, написанную в честь строительства СССР или, скорее, Татарского АССР. В работе «Начало КамАЗа» Андрей Вашуров отобразил романтику середины 70-х годов и размах строительства Камского промышленного комплекса, создал живописную летопись индустриально-промышленного освоения Нижнего Прикамья.
ПАВЕЛ БЕНЬКОВ
Портрет Карла Маркса, 1927
Холст, масло
Государственный музей изобразительных искусств Республики Татарстан
БОРИС КОРОЛЕВ
Модель памятника Бакунину, 1918
Бронза, литье
Государственный музей изобразительных искусств Республики Татарстан
АНДРЕЙ ВАШУРОВ
Начало КамАЗа, ХХ в.
Холст, масло
Государственный музей изобразительных искусств Республики Татарстан
После распада идеологии «вперед к победе коммунизма» художники трактуют прошлое по разному: с иронией, ностальгией, печалью.
КОНСТАНТИН ЛАТЫШЕВ
Весь мир на уши поставим, 1917 2008
Холст, печать
Частное собрание
Художник обращается к столетней дистанции между революционным взрывом прошлого и рефлексией современности. Текст, вписанный в полотно — «Весь мир на уши поставим» — не просто цитата, а провокация, напоминающая о хрупкости идеологических конструкций. Латышев использует визуальную метафору хаоса: смещение форм, агрессивные цветовые контрасты и фрагментарность композиции создают ощущение дисбаланса, словно мир действительно перевернут.
ДАРЬЯ ЛИСУНОВА
ЧиГ (Человек и ГУЛАГ), 2024
Пирография, сосновые доски, веревка
«Человек и ГУЛАГ» — это проект, исследующий утопические фантазии и суровые реалии, с которыми сталкивались люди в эпоху сталинских репрессий. Анализируя рассказ А. П. Гайдара, я обнаружила скрытый подтекст в одном из его самых известных произведений. На первый взгляд, нарратив кажется безобидным: два мальчика и их мать едут на восток, чтобы встретиться с отцом на Новый год. Однако «Чук и Гек», написанный в 1939 году в разгар репрессий, намекает на более мрачную реальность. «Далёкое зимнее поселение» вероятно относится к лагерю ГУЛАГа, куда мать с детьми отправляются в опасное путешествие, чтобы навестить отца, испытывая hardships (трудности) на пут
В XXI веке большинство художников обращается к собственной истории, а не к глобальной.
РУСТАМ ШЕРИФЗЯНОВ
Пейзаж, 2016
Металл, сварка
Мои родственники родились в Бугульминском районе Республики Татарстан и все работали на холме, весь летний сезон был обращен к ЗАВ-20 это Зерноочистительная веялка построенная в 70-х годах. В 1991 в результате распада СССР, комплекс пришел в запустение. Для меня это знаки детства, хлеба и труда. Особенность Бугульминской возвышенности заключается в том, что это бескрайние просторы с лесами и возможностью видеть небо деревья и горизонт. Арт объекты собран из железок найденных на холме, где был раньше совхоз/колхоз. Пластически это контрастное ощущение от нахождения в данном пространстве. Фигуративно это пейзаж моей Родины
Фотографии Марты Каминой, размещенные напротив «Портрета девушки в национальном русском костюме, XIX в.» неизвестного художника, приобретают новый исторический контекст. Диалог между классической живописью и современными цифровыми образами подчеркивает эволюцию визуального языка в интерпретации женских судеб. Работы Камины позволяют зрителю переосмысливают традиционные мотивы и задуматься о пересечении искусства и технологий, которые раскрывают новые грани исторического повествования.
МАРТА КАМИНА
Тайное венчание, 2023
Фотопечать, генерации Midjourney. png, pdf
Куратор: Олег Цербаев Образовательный профиль: Анимация, CGI и Визуальные эффекты
Тайная выдача невесты с последующей «беглой свадьбой» было распространённым явлением в России XVIII–XIX веков. Серия изображений метафорически рассказывает историю девушек, вынужденных пойти против воли родителей, духовенства в надежде обрести подлинное счастье вместе с любимым человеком. Работы объединяет единство стиля Бергмана и классической русской традиции. Комбинация таких стилей стала возможна с помощью авторского алгоритма составления промптов.
НЕИЗВЕСТНЫЙ ХУДОЖНИК
Портрет девушки в национальном русском костюме. (Арзамасская школа ?), XIX в.
Холст, масло
Государственный музей изобразительных искусств Республики Татарстан
Художник Мамышев-Монро, перевоплощаясь в Петра I, иронизирует над историей и культом личности. Завершает выставку портрет, отсылающий к фигуре императрицы Екатерины II, образ которой логично закольцовывает композицию выставочного проекта.
ВЛАДИСЛАВ МАМЫШЕВ (МОНРО)
Жизнь замечательных Монро.
1995
Фотография, цветная печать.
Частное собрание
В эпоху постсоветского хаоса Монро превращает себя в живую икону, где история становится маскарадом. Перевоплощаясь в Петра I, он не пародирует имперских титанов, а разоблачает саму природу мифа: под позолотой величия всегда скрывается театр. Его Монро-Пётр — не реформатор, а клоун с накладной бородой.
Эти автопортреты-провокации — манифест эпохи, где идентичность рассыпалась на роли, а прошлое превратилось в декорацию. Мамышев смешивает китч и историческую живопись, кодирует политику через поп-эстетику, превращая тело в поле битвы идеологий. Здесь гендер — грим, история — костюм, а власть — перформанс. Его «Монро» — не просто игра в переодевание, но реквием по утраченным утопиям: и имперским, и советским.
В 1995-м, на изломе эпох, он предсказывает будущее, где любая истина — лишь удачный кадр. «Жизнь замечательных Монро» — зеркало для общества, заигравшегося в симулякры. Ведь сегодня, как никогда, мы все — немного Монро.
ВЛАДИСЛАВ МАМЫШЕВ (МОНРО)
Жизнь замечательных Монро.
1995
Фотография, цветная печать.
Частное собрание
Перевоплощаясь в Екатерину Великую, он не пародирует имперских титанов, а разоблачает саму природу мифа: под позолотой величия всегда скрывается театр. Его Монро-Екатерина — не царица, а дива с короной из папье-маше.
