9. Осознанный летающий объект
Согласно Харману, реальные объекты по существу изолированы и взаимодействуют друг с другом косвенно (посредством так называемой «викарной причинности») — через то, что он называет «чувственными объектами» и «чувственными качествами», которые подобны феноменологическим карикатурам на реальные объекты. Иными словами, когда один объект воздействует на другой, он не затрагивает его отстранённой сущности — вместо этого он имеет дело с неким прокси встреченного объекта в своём перцептивном пространстве. Когда оса левитирует, она и город изъяты друг из друга («можно изъять осу из Орхидеаполиса, но можно изъять и Орхидеаполис из осы») — взаимодействует она лишь с чувственной репрезентацией города, с его упрощённым, нестабильным представлением, которое складывается из скорости, высоты, ветра, состава воздуха, эмоционального фона и других факторов. Это — образ города, а не сам город, и если для пешехода этот образ двухмерен, то для осы он приобретает третье измерение: высота обретает значительность глубины.
Пока мы прижаты силой гравитации к той же земле, на которой стоит наш город, его бытие для нас инструментально: город есть Gestell, установка, машина, безостановочно (вос)производящая нас, живущих в потоке городских сценариев и протоколов городской повседневности [13]. Но, когда оса взлетает, прекращая быть продуктом этого производства, машина ломается. Город виден сверху «как на ладони» — он больше не техническое приспособление, а россыпь бесполезных деталей в горсти наблюдателя. Эти детали больше не нужны левитатору — но они ему желанны. Они сверкают подобно неким самоцветам, они прекрасны в своём бессмысленном разнообразии. Чувственно воспринимаемый город, который, согласно Харману, был карикатурой на город реальный, вдруг предстаёт взору левитирующего созерцателя пленительным эстетическим асамбляжем, полным скрытых глубин и неожиданных резонансов [14]. Хайдеггер, вероятно, сформулировал бы это так: перестав быть zuhanden, применимым, город сделался для осы vorhanden, имеющим место [13], и всё, что город теперь может, — это избыточно присутствовать далеко внизу. Зачем? Для красоты.
Взлетая, оса не покидает онтологической плоскости, которую разделяет с городом и со всеми остальными объектами, однако для неё эта плоскость словно «собирается в складки» благодаря новообретённому взгляду сверху вниз — тут нам поможет делёзовская «складчатость» (le pli): сложные структуры и отношения могут возникать из простых плоских поверхностей, «собирающихся в складки» и создающих замысловатый узор взаимодействий [4]. Вертикальный взлёт левитирующего агента не прорывает онтологической ткани, но скорее заставляет её «морщиться», так что сложность взаимодействий между объектами растёт, хотя они и сохраняют онтологическое равенство. Таким образом, «осознанный сомнамбулизм» — это не побег из «чёрной железной тюремной» плоскости, а активная и вовлечённая её реконфигурация. Господь Иисус Христос перед Вознесением говорит ученикам: «И вот, я с вами, во все дни, до скончания века» [Мф 28:20], и это осознание имеет решающее значение для религиозной жизни ос, о которой пойдёт речь дальше.
