
ОН

Г. Климт, «Юдифь I», 1901
На картине — легендарная Юдифь, соблазнившая вражеского полководца Олоферна и отрубившая ему голову. Её лицо выражает победоносную насмешку и даже надменность. Она довольна тем, как обманула и подчинила себе мужчину. Мы можем прочувствовать угрозу, исходящую от женщины: она использует свою сексуальность и ум, очаровывая других. Можно вспомнить мотив демонической наготы: та, кто её не стыдится, обладает опасной силой соблазнения. Кажется, свой поступок Юдифь здесь рассматривает не как болезненную жертву во имя идеалов, а как доказательство собственной могущественности.

К. Сомов, «Волшебница», 1905
Бергер писал о значении зеркала в руках женщины на картине, что оно, во-первых, символизирует греховное тщеславие, и во-вторых, что оно существует для демонстрации себя зрителю. Здесь на картине Сомова мы видим волшебницу, показывающую нам через зеркало танец обнажённых девушек в огне, возможно, таких же волшебниц или ведьм. Сзади волшебницы в тени прячется ещё одна обнажённая героиня. Волшебница улыбается, глядя на нас, и демонстрирует пламенный танец своих подруг. Происходящее — не доброе волшебство, оно напоминает сюжеты ведьминских дьяволических плясок. Эти колдуньи наслаждаются полученной нечистой силой.
Э. Р. Хьюз, «Бдение Валькирии», 1906
Валькирия, легендарная воительница скандинавских мифов, несёт ночной дозор. Она легко, не по-боевому одета, в её руке — меч и шлем. Эдвард Роберт Хьюз стремится показать нам нежную, прекрасную и беззащитную сторону героини.
Г. Климт, «Бетховенский Фриз», 1902 (фрагмент)
Эта часть работы Климта посвящена враждебным персонажам. Слева — три горгоны Сфена, Эвриала и Медуза, над которыми, по видимому, их мать Кето; а справа — воплощения Похоти, Порочности и Невоздержанности. Дальше от них сидит одинокая Гложущая Тоска.
Кето, морская богиня, изображена как иссушенная уродливая старуха — распространённый облик злобной ведьмы, потерявшей свою женственность. Её дочери-преемницы, однако, всё ещё молоды и красивы, как и многие новопосвящённые колдуньи. Людские грехи справа изображают женские образы: мы понимаем, что порочность ассоциируется в первую очередь с «естественной природой женщины», склонной к соблазну использовать своё сексуальное могущество в недобрых целях.
Гложущая тоска — тоже женщина, старая, тощая и безрадостная. Можно провести параллель между двумя этими качествами: падение человечества это гибель души, а смерть — отсутствие жизни, бесплодие. Женщина, которая не способна к деторождению — олицетворение отсутствия жизни.
К. В. Дифенбах, «Сфинкс и ундина», 1902
Мифическая ундина слегка кружится у статуи сфинкса и любуется морем. Мы не видим её в подробностях, но считываем её легкость и умиротворение. Героиня находится в родных морских пейзажах и наслаждается этим.
Дж. У. Уотерхаус, «Сирена», 1900-1910
Губительная в своей сексуальности сирена свысока наблюдает за тонущим мужчиной. Она равнодушно продолжает играть со струнами кифары, пока утопающий хватается за жизнь. Как и у ведьмы, её волосы и инициативная обнажённость — символы развратницы, то есть, женщины, которая себя не стесняется и демонстрирует. Сирена прекрасна, но оттого смертельно опасна.
Дж. У. Уотерхаус, «Волшебница», 1911
На «Волшебнице» Уотерхауса изображена Цирцея. Эта мифическая героиня использовала мощную магию, наказывая своих обидчиков. В историях она выступает как хищная, могущественная и коварная женщина. Героиня Уотерхауса же не вызывает страха или благоговения — она погружена в раздумья и даже печальна. Нам открывается другая сторона Цирцеи, — человечная. У неё есть свои переживания, которые она пытается разрешить магией: на столе лежат оккультные инструменты. Кроме того, один из инструментов, чаша, перевёрнута. Может быть, героиня сделала это в порыве эмоций или даже случайно. Перед нами не жестокая чародейка, а живая женщина.
Э. Р. Хьюз, «Ночь со шлейфом звёзд», 1912
Фигуру четырёхкрылой женщины-Ночи сопровождают дети-звёзды, одного из которых, спящего, она несёт на руках. Словно мать, героиня обращается к одному из звёзд, прикладывая палец к губам. Она просит о тишине, чтобы не разбудить ребёнка, которого она несёт. Сопровождение детьми, мягкие черты лица, крылья херувима — всё говорит нам о доброй природе героини. Это женщина, которой не чуждо материнство и ласка.
В. Сьюдмак, «Фортуна», 1995
Перед нами полуобнажённая Фортуна, богиня удачи. Она балансирует на сфере, напоминающей планету Земля и играет с судьбой через фантастический диск и предметы, напоминающие игральные кубики. Эта героиня кажется недосягаемой, величественной в своём могуществе.
ОНА
Х. Романи, «Саломея», XX в.
Мы уже видели эту героиню — это обольстительная танцовщица Саломея, приложившая руку к смерти Иоанна Крестителя. Предположительно, она держит в руках то самое блюдо, на котором ей преподнесли голову Иоанна Крестителя, а на коленях лежит меч, которым эту голову отсекли. Саломея довольна и горда собой. Сравнивая её с прошлым сюжетом Франца Фон Штука, где характер героини был почти инфернальным, эта женщина кажется более приземлённой в своём самодовольстве. Кроме того, мы считываем демоническую привлекательность Саломеи не через её танец и сексуальность, а через прямое доказательство — блюдо в её руках.
Б. Оффор, «Цирцея», 1911
Вновь перед нами Цирцея, коварная колдунья, в чьих руках чаша с ядом. Однако героиня Беатрис Оффор отличается миловидностью и даже нежностью. Эти черты, вероятно, и помогают ей прятать свои истинные намерения. Так, перед нами очень хитрая и смышлёная женщина.
Э. де Морган, «Дочери тумана», 1919
Воздушные эфемерные сильфиды источают свет и дарят его миру. Кажется, они влюблены в окружающий их мир, так спокойны и нежны их лица. Женщины будто являются живой утренней дымкой, бережно открывающей начало дня.
С. Вульфинг, «Опека ангела», 1955
Юная девушка-ангел зажигает свечу. Она выглядит взволнованной, будто начинающая ученица. За ней величаво стоит, словно золотая статуя, женщина-ангел, на которой и расположены свечи. Эта женщина напоминает мудрую наставницу; она улыбается с закрытыми глазами, словно находясь в блаженном покое. Обе героини представлены как светлые женские образы, воплощения чистоты и мудрости.
Ж. Уолл, «Мечты Психеи», XX в.
Психея — мифическая красавица, олицетворение человеческой души, которая мечтала увидеть своего возлюбленного. Он навещал её только ночью. В конце концов, по легенде Психея попыталась убить своего мужа из-за козней её сестёр. На этой картине героиня представлена спящей и видящей сон. В её прекрасных мечтах она обласкана вниманием возлюбленного при свете луны и свечи. Женщина умиротворена, счастлива в своём сновидении и чиста в желаниях.
Р. Варо, «Зов», 1961
Несложно заметить, что мифические героини предстают опасными для мужского взгляда. Волшебницы и воплощения явлений так или иначе связаны с греховностью. Героини всегда показаны красивыми, однако в этой красоте и заключена их опасность. Можно сказать, что так выражается мужской страх перед женской сексуальностью, пришедший в традицию из средневековых гравюр о ведьмах. Опасна та женщина, что знает о своей власти. Сексуализация работает и как способ «усмирения» магической силы: властная героиня будет показана обнажённой, а, значит, уязвимой для зрителя.
В свою очередь женский взгляд сосредоточен на свободном обладании могуществом и его использовании. Сила героинь не ограничена красотой, а выражена прямо в их магической природе. Женская оптика не приравнивает волшебную силу к опасности, а подчеркивает её красоту и великолепие. Героине нужна сила не (только) для того, чтобы восстать или причинить боль мужчинам, а просто для себя, для своего развития и существования. Магия заключена в самой природе женщины.
Попробуем снова обнаружить смешение мужского и женского взглядов у художников и художниц. Русалка и Цирцея Уотерхауса показаны с более человечной, рефлексирующей стороны. Героини Беатрис Оффор всегда безупречно милы и прекрасны (за что её работы отличала и любила общественность). В целом художницы нечасто прибегают к агрессивным образам, как бы стремясь возразить мужскому взгляду, объявляющему женскую магию деструктивной.